Зачем я здесь, Господи?

Зачем я здесь, Господи? Этот вопрос стучал в моей голове с того самого момента, когда я неожиданно оказалась на больничной койке. Это опрокинуло все мои планы, тщательно выстроенные и расписанные по минутам.

Мое здоровье само собой разумелось в моих планах. Я полагалась на то, что Бог может дать, а может и забрать.

Зачем я здесь. Господи? Душа моя взывала к Господу и не ждала ответа. Я не слушала и не слышала Того, Кого просила, а строила новые и новые планы...

Любить, не видя

Вы давно видели грудного ребенка? А сразу много грудных малышей? Вопрос на первый взгляд может показаться странным, а между тем, согласитесь, — на улицах, в парках вы скорее увидите тех, кто выгуливает собак, нежели тех, кто гуляет с детьми, особенно с грудными. Малышей на улицах становится все меньше и меньше... Как после войны, как после вифлеемской ночи. И вот, в больнице я увидела грудных детей! Сразу много крошечных человечков. Им повезло. Их не убили на войне, на которой убивают до рождения. Сегодня редко кому выпадает такое везение. На войне, как на войне. Эти малыши всматривались в жизнь такими пронзительными глазами, как люди, пережившие войну. Может, и их жизнь висела на волоске. Но они выжили. Их мамы и папы смотрели на них с восторгом и нежностью. Малыши были очаровательны. Бесхитростная, беззубая улыбка, доверчивые глаза, беззащитное тельце, укутанное в мягкие, яркие одежды.

Беззащитность, доверчивость и очарование — главные средства защиты малыша в нашей нелегкой жизни. Но малыш не в состоянии продемонстрировать эти средства, свой арсенал защиты до рождения, пока его жизнь скрыта от посторонних глаз и даже от глаз родителей.

Малыши очаровательны с момента зачатия, но глазами этого не увидишь, поэтому они спрятаны под сердцем матери. Бог не нашел лучшего места для защиты хрупкой человеческой жизни. Но сегодня и это не спасает. Человек привыкает к смерти. Во все времена смерть была потрясением для человека, даже во время войн люди не могли привыкнуть к смерти.

Врачам хорошо известен посттравматический синдром, который возникает после встречи с насильственной смертью. Чтобы люди не страдали от таких синдромов, их постепенно приучают к естественности насильственной смерти.

Так по каплям дают яд, чтобы защитить организм от отравления. Так люди спокойно пьют чай перед телевизором, просматривая программу новостей, где непреме-менно есть катастрофы, смерти, трагедии. Никто не встает, чтобы почтить память погибших.

Даже видимая смерть уже никого не потрясает. Что же говорить о смерти малыша, которого никто не видит. Смерть для него выбирают отец и мать, скорее всего добрые и порядочные люди, которые очень любят своих детей, но только тех, которых видят, которых выбрали, которым повезло, что их не убили до рождения.

Неужели человек не способен любить того, кого он не видит, даже если это собственное дитя? А как же он любит Бога? Да и любит ли?

А что если это Сам Бог, в том малыше, которого никто не видит? Но люди хотят обойтись без Его присутствия в своей жизни. И Сам Бог покорно отходит, не принятый. С немым, неслышным криком...

Этаж старости

А этажом выше, в той же больнице, крики и стоны раздаются день и ночь. "Одинокие, забытые, состарившиеся люди шевелят пересохшими губами, не в состоянии вымолвить короткого слова “пить”. Иногда чужие люди замечают это бессильное шевеление и подают им воды. Пишу эти строки ночью, в больничном коридоре, и мысленно улыбаюсь, постепенно осознавая глупость и наивность вопроса: “Зачем я здесь. Господи?”

Ведь это ненормально, что в больнице оказалась я, занятая важными делами. Да нет же, больница не для меня! Раздаются крики из какой-то палаты: “Люди, люди, кто-нибудь, помогите!” Слышу голос медицинской сестры, пришедшей на помощь. И прихожу в ужас, и холодею от своего спокойствия и равнодушия. Видно, я уже получила свою дозу противоядия.

Возвращаюсь в свою палату. Рядом. со мной — тяжело больная пожилая женщина. Этой женщине повезло. Ей не нужна моя помощь. Ей не нужен глоток воды из чужих рук. У нее пятеро детей и шесть внуков, зятья и невестки. У нее семья — ее крепость и защита. Ее ни на минуту не оставляют одну. Ни днем, ни ночью. Она лежала чистая, накормленная и обласканная. Любимая и нужная своей семье во всей своей беспомощности.

На соседней койке, с другой стороны от меня, тихо умирала милая, маленькая старушка, та самая, которая могла только едва шевелить пересохшими губами. К ней каждый день приходил ее единственный сын. Очень хороший, любящий сын. Он проводил с матерью несколько часов и уходил с глазами, исполненными боли и страдания. Он был один. Его некому было сменить. И когда он уходил, мать оставалась одна. И они оба страдали от своего одиночества.

Зачем я здесь. Господи?..

С трудом начинают шевелиться в пустой голове обрывки мыслей. Я здесь затем, чтобы понять: если дети погибают до рождения, значит внуки умирают до зачатия... Я здесь затем, чтобы кричать во весь голос: “Люди, люди! Кто-нибудь, помогите!”

Зачем я здесь. Господи?..

Затем, чтобы просить у Тебя прощения за свою непокорность Тебе. За мое подчинение своим, а не Твоим планам. За свое равнодушие и спокойствие перед страданиями людей.

Господи, зачем я здесь?..

В моем вопросе поменялся порядок слов. Наконец-то, Господи, Ты встал впереди моего “я”, впереди моего “зачем”. Затем я здесь, чтобы благодарить, молиться, помнить и чтобы рассказать другим о моих маленьких открытиях в больничных коридорах, где, по моим представлениям, мне совсем не место.